Ларчева Ефросинья Александровна

Калиниград, родилась 23 марта 1923 г.
Чтобы помнили. Не забывали о нас. Я не о себе говорю. Сколько людей вытерпели всего, сколько погибло! Это всё ради того, чтобы жизнь продолжалась.

Родилась в деревне Половинное Бердюжского р-на Тюменской области. Ушла на фронт добровольцем 13 мая 1942 г. Место призыва: Петропавловский ГВК, Казахская ССР, Северо-Казахстанская обл., г. Петропавловск. 11-я Гвардейская Днепропетровская Краснознаменная ордена Богдана Хмельницкого и Александра Невского истребительная авиационная дивизия. Прошла боевой путь от Сталинграда до Берлина, участвовала в боевых действиях в составе 17-й и 2-й Воздушных армий на Юго-Западном, 3-м Украинском и 1-м Украинском фронтах. Она была мастером авиационного оборудования. Войну закончила в Германии, в Дрездене.

 

«В военкомат мы с сестрой побежали на второй день войны, а нам говорят: „Девочки, идите домой. Надо — вас призовут“. Татьяне пришла повестка в мае 42-го. Говорю: „И я с тобой“. Пришли в военкомат, заявляю: „Хочу на фронт!" — „А что вы умеете делать?“ — „Ничего, но научусь“ (я работала нянечкой в детском саду). Прибыли в Ишим. 2,5 месяца учебы, по 10 часов в день, один выходной. Косы пришлось обрезать. Пошла к ребятам за ножницами, они не дают. Стричься не заставляли, но подъем по тревоге, 3 минуты на сборы. Косы я сохранила, провозила их всю войну в противогазе.

 

Под самолетом прямо на земле спали, расстелешь чехол, ткнешься и спишь. По 2-3 часа в сутки, больше не получалось. Целый день на аэродроме, по 5-6 самолетовылетов на каждого летчика, а их в эскадрилье 12. На посту стоять ночью тяжело, непривычно. Идешь с винтовкой, снег хрустит под ногами. Вдруг жуть какая-то наваливается на тебя. Кажется, оглянусь, а там уже кто-то стоит. Под Сталинград прилетели, мороз до -39. Сапоги дали 42 размера, носила я 36. Мы туда соломы набивали, портянкой к стопе примотаешь. Это даже хорошо было, ноги не обморозила.

 

Однажды на передовую поехали. Повезли нас утром на завтрак. Это около 7 км. Язык надо держать за зубами, иначе откусишь. Проехали пару километров. Летит пара мессеров и стреляют. А машина открытая. Боже мой, думаю, дай бог нам вернуться с завтрака, на обед не поеду. Многих мы оплакивали. Я думаю, что Николая я вымолила, не знаю. Он не муж мне тогда был. Молодой человек. Однажды прилетел и говорит: «Вот сегодня ты бы уже поминала меня». Он сбил самолет противника, а тот зашел ему в хвост и начал стрелять и гнал его почти до земли. Остается метров 30 до земли, а у него штопор и он не может вывести самолет. Вывел как-то самолет из пике, а он уже один, никого своих нет. Все отстрелялись и ушли. Там часто и не видишь кто где. Там такие баталии были, карусель они называли. Летишь смотришь, чтоб тебе не зашли в хвост, чтоб ты со своими не столкнуться, только мелькают хвосты-свастики. Приходят на аэродром, а они все мокрые от напряжения.

 

Войну в Германии закончила, под Дрезденом. Обед у нас был общеполковой. Стаканы граненые: один со спиртом, другой такой же с водой. Подходит командир экипажа, я с ним целый год вместе проработала, без аварий. Он меня то ли стеснялся немного, может нравилась ему. То вы, то ты. И вот он идет ко мне. „Давай выпьем, не хочу ничего слышать.“ И я как хватила, ни сказать не могу, ни поставить не могу. Беру с водой, сделала глоток, а там тоже спирт. Боже мой, я два дня ходила пьяная. Чай глотну и опять пьяная.»

А в качестве наказа, пожелания новым поколениям хочу задать вопрос нашему правительству: почему оно так легко относится к ворам? Страну разворовывают, и это безобразие покрывает круговая порука. Сложности объясняют санкциями, но главная опасность — коррупция. А если у народа лопнет терпение? Мы отстояли страну ценой жизни. Погибли десятки миллионов людей. Для чего, для такой жизни? Ради обогащения кучки ворья? Пусть правительство откроет глаза на несправедливость.